«Алиса в Стране чудес» - от режиссера ждали большего

5 марта 2010 г. в 14:57

Теги :

Если общепризнанный мастер гротеска, абсурда и сказки берется перенести на кинопленку великую абсурдно-гротескную сказку, можно ожидать чего угодно, но только не уныния и скуки. В этом смысле «Алиса в Стране чудес» Тима Бертона, вышедшая в прокат 4 марта, – фильм уникальный. Книга, ставшая культурологической вехой для нескольких поколений, превратилась в тоскливую историю борьбы за демократию и право женщин на свободную любовь, пишет газета ВЗГЛЯД.

Сразу подчеркнем, что бертоновская «Алиса» экранизацией культовой сказки Льюиса Кэрролла не является. Со времен первого падения в кроличью нору девочка созрела, ввиду чего должна быть отдана замуж за сына лорда Эскота. Но, застукав жениха за разглядыванием собственных козявок, Алиса берет тайм-аут и вновь следует за Белым Кроликом – в королевство из своих снов, где с некоторых пор процветают тирания и непотребство.

Белую Королеву, что проповедовала непротивление злу насилием, отлучила от власти уродливая сестра – Дама Червей, предпочитающая авторитарные методы правления. Немногочисленную оппозицию на локальных «маршах несогласных» винтит карточный ОМОН, усиленный синей зверюгой, чем-то напоминающей бывшего генпрокурора Устинова. Либеральная и явно невменяемая интеллигенция в лице Шляпника, Мартовского Зайца и Ореховой Сони гоняет за кухонным столом чаи, рассуждает о люстрациях и использует в качестве пароля на явку лозунг «Долой кровавую ведьму». Ну а гарантом государственной стабильности выступает хрестоматийный Бармаглот – верный страж червонного трона.

Алисе в данном раскладе уготована участь лидера демократической революции, с коей ролью она успешно справляется, противопоставив армии червонных карт (которые могут символизировать и мир бандитского чистогана, и коммунистическую угрозу, и кровавый режим как таковой – нужное подчеркнуть) белую гвардию шахматных фигур.

Каспаров, надо думать, оценит. Сведущие в либеральных страстях – тоже. А равно ценители мимимишек, главной из которых в ленте предсказуемо стал философствующий на освободительные темы Чеширский Кот (к слову, озвучивает его, как и в советском мульте Пружанского, Александр Ширвиндт, что, конечно, круто, но – с учетом вышеизложенного – не настолько круто, как если бы это был Ходорковский).

Проблема, однако, в том, что если не брать в расчет напрашивающиеся (хотя и явно случайные) аналогии, от всей этой красивой компьютерной канители веет исключительно скукой. И приходится признать, что культовый, эстетский, но при этом понятный многим режиссер Бертон окончательно перешел в разряд крепких ремесленников типа Коламбуса.

Во-первых, сказка практически лишилась оригинального юмора Кэрролла, построенного на игре слов до такой степени, что каждый новый перевод можно считать отдельной книгой. К примеру, от легендарного диалога между Алисой и синей гусеницей, раскурившей кальян на шляпке гриба, не осталось ничего, что делало сцену провозвестником псилоцибиновой литературы битников. Теперь это заезженный в ихних голливудах треп между неофитом и сенсеем – хранителем истины, и только.

Да, как уже было сказано, речь идет о самостоятельном произведении (впрочем, большинство узнаваемых сцен, вроде перекраски белых роз вручную или суеты с бутылочками у запертой двери, в картине все-таки обыграны − судя по всему, из уважения к классику), но именно из этого следует куда более горькое «во-вторых». Убрав из сценария Кэрролла, Бертон практически ничего не добавил от себя. От былого макабра – лишь брод из человеческих голов, по которым Алиса прыгает к воротам замка. От черного юмора – лишь реплики Королевы Червей, что изредка перемежает классическое «Голову с плеч!» Собственно, Королева – единственный во всем фильме небезынтересный персонаж (Джонни Депп – он же Шляпник – опять играет самого себя), имеющий при этом характерную для бертоновских злодеев мотивацию: на лицо ужасное создание ищет любви, находя утешение в кровище и живодерстве – игре в крокет живыми ежами (в отличие от книги, трагизм положения несчастных животных передан полностью). Для полноценной вехи – «маловато будет».

Зная, что режиссер, прославившийся любовью к фрикам, бодрой готике и тонкому троллингу, взял в оборот столь богатый на всё перечисленное материал, где «хрюкотают зелюки» и даже «мюмзики в мове» имеются, зритель был вправе ожидать на выходе нечто, что роднило бы фильм с культовой хоррор-игрой American McGee’s Alice. Тамошняя Алиса крошит врагов кухонным ножом, окончательно спятивший Болванщик пытает электричеством Зайца и Соню, а жутковатый Чеширский Кот более всего напоминает ожившего кадавра, причем погрызенного собаками.

Однако от версии Макги Бертон позаимствовал только новый статус Бармаглота как опоры «кр.пр. режима», сняв рядовую – в духе поттерианы – историю про борьбу бобра с ослом, вполне проканавшую бы за счет графики, если бы не его многообещающая фамилия в титрах. Голой же графикой от живого классика ныне никого не удивишь (а какого-нибудь Кэмерона и насмешишь даже). Напротив, ненатуральная красотища, делающая ленту больше похожей на мультик, чем на кино, вызывает ностальгию по ретро-сказкам вроде «Бесконечной истории», снятой дедовским способом, но куда более обаятельной.

(Кстати, типично возрастная Светлая Мораль и в «Алисе», и в «Истории» одинакова – ты, мол, в ответе за свое будущее, и выбирать его должен сам. Правда, Бертон, скрав викторианскую девчушку у убогого жениха, присовокупил от себя, что «женщина тоже человек», но о его симпатиях к разного рода суфражисткам мы со времен Кэтвумен знали).

Как популяризатор озорного трэша, начав с мульта про монстра-сельдерея, докатился до банальностей и детсадовщины − мнения разнятся. После проходной – для своего уровня – «Планеты обезьян» и нетипичной – для своего стиля – «Крупной рыбы» Бертон кинулся детей конфетами кормить («Чарли и шоколадная фабрика»), лишив опеки кладбищенских ворон, танцующих скелетов и монстров со сложной судьбой, составлявших честь его мундира. И, видимо, увлекся, потерял чутьё: в «Суини Тодде» уже не было прежней забавной жути, а были – тоска, Джонни Депп, Хелена Бонем Картер и отповедь деспотизму да произволу властей.

Все это впоследствии перекочевало в «Алису» и – есть подозрение – не минует и следующий проект. Бертон пообещал замахнуться на настольную книгу всякого правдоборца – «1984» Оруэлла, забыв, видимо, что затянувшиеся романы художников с политикой на художников в среднем влияют не лучшим образом, а ведь огорчительная смена авторской манеры на общаковую заметна за ним уже сейчас. Не «дорожит своим хвостом малютка крокодил», былые фавориты – призрак Сонной Лощины, Эдвард Руки-ножницы, Человек-Пингвин и инопланетяне со слоновьими мозгами – пылятся в ящике для забытых игрушек.

Усугубило творческий спад и возвращение на студию Disney, откуда Бертона – к счастью для поклонников – в свое время погнали за издевательства над детской психикой (цензорам, молящимся на Микки Мауса, не понравилась его короткометражка «Франкенвинни» − невинная история о собачке-зомби). Это как если бы Лавкрафт вдруг трудоустроился сценаристом в «Спокойной ночи малыши»: детям, может, и понравилось бы, но вы подумайте об осиротевшем Ктулху.

Впрочем, есть мнение, что дело не в политике, и даже не в Микки Маусе, а в музе. Свои лучшие фильмы Бертон снял во времена романа с Лизой Мэри, первый же провал («Планета обезьян») пришелся на влюбленность в Хелену Бонем Картер, а творческая зависимость низкорослых нелюдимых очкариков от рядом лежащих женщин общеизвестна.

Нет, Бонем Картер, безусловно, выдающаяся актриса, ввиду чего даже поднадоевшее её обилие в картинах гражданского мужа – не предмет для критики (особенно в период кризиса: два гонорара – один бюджет, «еда блаженная», как пела черепаха Квази). Но, судя по всему, у возлюбленных слишком уж удачно всё срослось, а душевная гармония мешает умножать абсурд. За который мы любили как Кэрролла, так и Бертона.