Скончался Михаил Козаков

23 апреля 2011 г. в 11:15

Теги :

Вчера в больнице израильского города Рамат-Ган, неподалеку от Тель-Авива, на 77-м году жизни умер от рака актер и режиссер Михаил Козаков.

Михаил Козаков вернулся умирать в Израиль, куда уже уезжал в 1991 году жить: думал - навсегда, но выдержал там только пять лет, пишет в субботу "Коммерсантъ". Его вообще всю жизнь метало не только между исторической и настоящей родинами. Он сменил шесть театров и шесть жен. Казался со стороны счастливым и нездешним, этаким "иностранным консультантом". А в реальности жил тяжелой двойной жизнью, правду о которой открыл совсем недавно. Он был не просто одним из самых любимых советских актеров, а культурным феноменом, гораздо более значительным, чем его в основном водевильные или мефистофельские роли. В каком-то смысле он был зеркалом русской интеллигенции, мечтавшей о чем-то неопределенно "другом". И с благодарностью принимавшей его карнавальную игру в это "другое".

Сын известного ленинградского писателя Михаила Эммануиловича Козакова вырос в творческой, но несчастной атмосфере: НКВД дважды - в 1938 и 1948 годах - забирал мать, редактора Зою Никитину. Он стал звездой, едва закончив школу-студию МХАТа. В театре имени Маяковского играл Гамлета так, что ломал на сцене клинки. В кино его Шарль Тибо, предатель и убийца матери в "Убийстве на улице Данте" Михаила Ромма - что по законам восприятия невозможно - полюбился зрителям во сто крат сильнее положительных героев. Только он казался органичным в картонной Франции не потому, что знал, как ведет себя западный человек, а потому, что вел себя, как азартно играющий в Запад "штатник", воспетый им в зрелости в "Покровских воротах".

Его пластика и внешность испанского гранда, словно утрированная самой природой, создали для режиссеров трудно разрешимую проблему: куда такого деть? Приспособить его к амплуа современного героя пытались сами Владимир Венгеров и Михаил Ромм, но он выпадал из этой реальности. Никому не приходило в голову, скажем, взять его на роль какого-нибудь узбекского деда Саида: на это решилась Рано Кубаева в "Чудной долине" и не прогадала. Но тогда "не нашему человеку" оставалось немногое, и в этом "немногом" ему не было равных.

Упадочнический аристократизм и зловещий декаданс: корниловец Валериан Оноли в "Восемнадцатом году" Григория Рошаля, Грильо, убитый женой-куклой в "Господине оформителе", Сильвио в "Выстреле", дон Педро Зурита в "Человеке-амфибии". Или то же самое, но в опереточном, водевильном изводе: граф Зефиров в "Льве Гурыче Синичкине", виконт де Розальба в "Соломенной шляпке". И - венец всего - полковник Фрэнсис Чесней с "головой, как чугунное ведро", негнущейся ногой и коллекцией ран, вывезенных из колоний, в "Здравствуйте, я ваша тетя!" Виктора Титова.

Что касается драмы, то Козаков чувствовал себя ближе всего к рассерженным и потерянным героям Америки: его волоокость была не только пародийно салонной, но и трагической, как в пьесе Уильяма Гибсона "Двое на качелях" или в роли совестливого, но служащего злу Джека Бердена во "Всей королевской рати" Наума Ардашникова и Александра Гуткевича - лучшей экранизации романа Роберта Пенна Уоррена.

А еще - для души и интеллигенции - было чтение стихов. Вернувшись из Израиля, он снова будет, пока болезнь не догонит его, выступать с моноспектаклями, возвращая себе и своей былой аудитории сладкое ощущение гордого и безопасного вольномыслия 1960-70-х годов.

Но однажды интеллигенция почувствовала себя преданной: Козаков сыграл Дзержинского. А потом еще и еще: в "Синдикате-2" , "20 декабря" и "Государственной границе". То есть в жестком, чекистском кино. И получил за это две премии КГБ. Это был великолепный Дзержинский - без невыносимой утепляющей "человечинки" и, кажется, наиболее близкий к оригиналу, тем более что Козаков первым сыграл его с польским акцентом.

Но были и обстоятельства, о которых Козаков нашел мужество в 1990-х рассказать в мемуарах, опубликованных в "Искусстве кино". Всю жизнь, начиная с конца 1950-х, он активно сотрудничал с КГБ, в том числе за границей. Этим объясняется и то, как его терзала история Марины Цветаевой и ее мужа Сергея Эфрона, ставшего в парижской эмиграции агентом НКВД. Им он и посвятил свою последнюю режиссерскую работу с многозначительным названием "Очарование зла" (2005).

Соседи и друзья знаменитости, которые общались с ним в Москве, рассказали, каким запомнили Михаила Михайловича, сообщает РИА Новости.

Эльвира Пахомова, соседка Козакова по дому на Большой Ордынке, запомнила артиста как человека, который любил людей.

На Большой Ордынке артист прожил некоторое время, затем переехал в квартиру в 3-ем Самотечном переулке. Где и прожил вплоть до отъезда в Израиль в 2010 году. Соседи помнят его по фирменному приветствию.
"Представляете, мы сидим в подъезде, грызем семечки. Он входит, кланяется, взмахивает рукой и произносит: "Здравствуйте соседи!". Он вообще был очень доброжелательным человеком", - рассказала РИА Новости соседка актера Алевтина Анисовец.

Саксофонист Александр Новиков не только жил по соседству с артистом, но и работал вместе с ним. С проектом "Иосиф Бродский. Дуэт для голоса и саксофона" Новиков и Козаков объездили множество городов России и близко подружились в процессе совместного творчества.

"Когда мне было очень трудно, я приходил к нему домой. Мы общались по шесть-восемь часов до утра. Он рассказывал об Андрее Миронове, Анатолии Папанове, Де Ниро, Высоцком. Я так много узнал об этих людях. Я очень сожалею, что у меня не было с собой диктофона, но я помню все его рассказы", - рассказал музыкант.

Новиков добавил, что у Козакова отличала феноменальная память. Он знал наизусть всего Пушкина, Бродского, множество поэтов Серебряного века.
По словам соседей, в доме на 3-ем Самотечном переулке в последний раз народного артиста видели весной 2010 года.